Утопия и ее антипод

Архангельский писатель Александр Тутов, его северодвинский коллега Сергей Декопольцев и журналист Анатолий Беднов размышляют о том, почему настало время вернуться к утопическому жанру в литературе.

Заглянуть в завтра

Александр Тутов: - Косвенно тема антиутопии у нас периодически возникает, когда сравнивают будущее. У нас была когда-то «Гостья из будущего», у них – «Терминатор». При этом у них во многих фильмах инопланетяне уничтожают Землю или земляне – инопланетян, а в наших – нормальные отношения между землянами и пришельцами.

Анатолий Беднов: - Или сначала – непонимание и вражда, а потом все равно две цивилизации находят общий язык, как в «Притяжении».

А.Т.: - Если утопии ведут историю от Мора и Кампанеллы, то антиутопии – из Древней Греции.

А.Б.: - Да и утопии тоже оттуда. Например, «Государство» Платона, хотя это не художественное произведение, а политический трактат, которое с высоты сегодняшнего дня воспринимается скорее как антиутопия. Вообще же антиутопический жанр во многом вырос из Апокалипсиса.

А.Т.: - Тогда он не имел такого глобального значения в отличие от нашего времени. Потому что и утопии, и антиутопии к чему-то зовут.

Сергей Декопольцев: - Одна из первых научно-фантастических антиутопий – «Когда спящий проснется» Герберта Уэллса. Герой просыпается в далеком будущем и видит, что люди живут прилично, никто не голодает, но все одеты одинаково и живут тоже одинаково, что и заставляет героя поднять восстание.

А.Т.: - Если брать классику нашей научно-фантастической литературы, то это братья Стругацкие, Иван Ефремов, Кир Булычев, с моей точки зрения – основные авторы и другие, близкие к ним, например. Войскунский и Лукодьянов. У них в будущем люди объединяются, добиваются очень многого, но проблемы все-таки существуют.

Сейчас так получилось, что произведений в жанре хорошей утопии у нас очень мало. Антиутопия идет как предупреждение, либо просто попытка запугать.

А.Б.: - Если в романе просто описывается некая катастрофа: астероид упал, пандемия выкосила большую часть человечества – это обычно просто сценарии для голливудских «страшилок». Если там описывается мир после катастрофы – вот это уже антиутопия.

Бетризация духа

С.Д.: - В антиутопии надо обустраивать мир. Это сложно, надо описывать новое общество, новые отношения. А антиутопия – это, как правило, разрушение. У Уэллса есть роман «Пища богов», где  у людей-великанов другие проблемы, другие устремления, они на обычных людей смотрят, как на букашек.

А.Б. – Можно вспомнить и его утопический роман «Люди как боги», где герои из Англии начала прошлого века попадают в будущее, практически коммунистическое. Ведь Уэллс был социалистом, состоял в Фабианском обществе. А в качестве контраста можно вспомнить, наверное, первую русскую антиутопию первого нашего фантаста Владимира Одоевского «Город без имени» – о судьбе ультралиберального рыночного общества, где все измеряется исключительно с точки зрения сиюминутной выгоды.

С.Д.: - «Машина времени» Уэллса, где общество будущего расколото на элиту – на элоев и морлоков, которые их обслуживают.

А.Б.: - А по ночам охотятся на них.

А.Т.: - В современном западном обществе в роли морлоков оказались мигранты.

А.Б.: - Его же «Первые люди на Луне», где узкая специализация разных социальных групп и стремление «улучшить породу» через биологическое экспериментирование привели к тому, что лунное человечество, по сути, разделилось на множество самостоятельных видов.

Из современной литературы – «Возможность острова» Мишеля Уэльбека, где человечество в близком будущем фактически разделилось на два вида: одни, немногие, практически бессмертны благодаря клонированию, другие деградировали до первобытного уровня.

А.Т.: - Сегодня тоже идут разговоры о том, что слишком много преподается гуманитарных предметов, а работникам они не нужны. Зачем обслуживающему персоналу знание литературы, искусства?

С.Д.: - У Стивена Кинга в «Противостоянии» большинство человечества погибает от вируса, часть выживает – и тут-то выясняется, что в новых условиях гуманитарии оказываются бесполезными. Люди с практическими умениями оказываются нужнее, чем профессор филологии.

А.Т.: – Не случайно написал роман американец, который доказывает, что культура, искусство – «по барабану», нужно только то, что может быть востребовано в данной ситуации. Это – американское отношение к искусству.

Я не поклонник Кинга. Единственное его произведение, которое я нормально воспринимаю – «Оно». Стивен Кинг как человек – плоть от плоти американского общества, и его произведения, соответственно, точно такие же.

С.Д.: - Говорят, что Кинг по жизни бунтарь, хиппи. Но разве то, что хиппи собираются где-то в лесу, секс, наркотики – это бунт?

А.Т.: - Разве они этим меняют общество? Нет, они просто от него отходят. Это плохая форма протеста.

А.Б.: - Вернемся к теме гуманитариев и технократов, или, как раньше писали, «физиков» и «лириков».

А.Т.: - В принципе, нормальный человек должен уметь делать разные вещи на определенном уровне. Вспомним нашу школьную программу. Уроки труда были, где обучали табуретку сколотить, болтик завернуть…

А.Б.: - Если у человека возникнет насущная жизненная потребность научиться чему-то – освоить ремесло, выучить иностранный язык – он сделает это. Как Робинзон на острове: или ты сумеешь, пусть методом проб и ошибок, построить лодку, сшить себе одежду, приручить диких коз и так далее – или одичаешь.

С.Д.: - А как на Западе? Все работы по дому должны делать люди, у которых есть лицензия. Сам ты не имеешь права что-то починить…

А.Б.: - Точно так же выращивать овощи, фрукты – только для собственного употребления, а не на продажу. Такие законы принимаются в интересах крупных компаний вроде «Монсанто».

С.Д.: - Так же на Украине: если она вступит в Евросоюз, там нельзя будет самостоятельно даже кабанчика забить самостоятельно. На это есть человек, у которого есть лицензия. И платить ему за это придется в евро.

А.Т.: - Антиутопии показывали проблемы американского и европейского общества и к чему они могут привести.

А.Б.: - Как тут не вспомнить Станислава Лемма, и, прежде всего, «Возвращение со звезд» – вмешательство в человеческую природу ради построения супертолерантного общества. Ученые изобретают способ убить в людях агрессивность – «бетризацию». А в итоге человек превращается в разумное травоядное. Ведь без известной доли агрессивности человек не может нормально развиваться, просто ее надо направлять в приемлемое для общества русло – спорт, научные исследования, связанные с риском.

Сегодня западная цивилизация как раз и вступила на путь бетризации человека, но не медицинским путем, а через социальную трансформацию: с одной стороны, не могут остановить агрессию со стороны мигрантов, с другой – преследуют политиков за «сексуальные домогательства»: подарил женщине шоколадку – значит, виновен в домогательствах. Понятно, что такое общество будет проигрывать и в борьбе с терроризмом, и в соревновании с другими цивилизациями – китайской, русской, индийской.

Или его же «Эдем». Земляне покидают планету, не решаясь вмешаться в жизнь чужого общества, о котором мало знают. Тоже звучит весьма актуально: к чему привели попытки экспорта западных ценностей в незападные цивилизации? И братья Стругацкие предупреждали о том же.

Параллельное настоящее

С.Д.: - Есть романы о столкновении параллельных миров. Например «Красные звезды» Федора Березина. Внезапно в наше время в море появляется советская эскадра во главе с авианосцем из мира, где СССР является доминирующей сверхдержавой, и начинает топить американские самолеты и корабли.

А.Б: - «Повестка о мобилизации» Саке Комацу: в послевоенной Японии молодым японцам вдруг приходят повестки из параллельного мира, после чего ребята исчезают.

А.Т.: - Одно из первых моих произведений – тоже антиутопия, антиалкогольная, она публиковалась в журнале: космонавты возвращаются на Землю, а кругом одни дебилы и уроды. «Люди боялись ядерной войны, а для того, чтобы загубить человечество, хватило стакана водки».

С.Д.: - Актуально, злободневно! Для тех времен.

А.Т.: - Для тех – да. Но потом я понял, что в принципе это не совсем правильно, потому что это не единственная проблема.

А.Б.: – У тебя есть еще одна ранняя антиутопия – экологическая, которая перекликается с другим произведением Комацу. Сразу вспоминаешь: а еще у нас в заливе водится рыбка, называется трехголовка.

А.Т.: - Я написал рассказ, кажется, в 1988 году. Тогда, в восьмидесятых, основными проблемами были экологические и алкогольные, но таких глобальных, которые бы разрушали общество, не было.

Сейчас мы с Борисом Успенским работаем над продолжением «Саги о черном ангеле». Это тоже в какой-то мере антиутопия: межпланетная империя разрушается врагами, потом идет попытка ее воссоздания. То есть частично утопия, частично – антиутопия. Главный герой, русский патриот, стремится возродить именно Российскую космическую империю. Но поскольку у меня соавтор с Украины, он очень переживает, чтобы я не слишком перестарался.

Интересно, что самые известные авторы антиутопий, в которых разваливают нашу страну, они все либерального толка. За границей либерал может быть патриотом, а у нас, получается, раз либерал, то, значит, страну не любит.

Я считаю, что российской фантастике надо сосредоточиться на утопиях, которые описывают нормальную перспективу развития, чтобы идти к чему-то достойному, светлому. Больше Аркадиев Стругацких, Иванов Ефремовых, Киров Булычевых современного разлива.

А.Б.: - К жанру утопии в постперестроечные времена стали относиться пренебрежительно. Хотя основания для такого отношения были – многие советские, и не только, утопические романы сильно политизированы. Но если в литературе не хватает какого-то важного сегмента, она перестает нормально развиваться. Тем более что антиутопическая тематика начинает уже приедаться. Одни и те же сюжетные линии: мир после ядерной войны, после распада России, после природного катаклизма. К тому же это влияет на общую атмосферу в обществе.

А.Т.: - Например, на рост числа самоубийств.

С.Д.: - А задача утопии – показать мир счастья, мир солнца. Ведь когда мы смотрим советские фильмы, то нам кажется, что тогда люди были нормальными, а нынешние – нет, что мы теряем человеческое лицо.

А.Б.: - Пусть нам показывают идеализированное будущее, но без идеала, на который надо равняться, к которому стремиться, общество обречено на застой, упадок и, в конечном итоге, гибель. Как корабли гибнуть, когда нет ориентиров и маяков.